Генка осторожно пододвинул меня к краю, схватился за веревку, уперся ногами в камни и начал спуск. Меня дернуло, и я не сдержался, застонал. Показалось, что в рану засунули ржавый нож.

— Андрюха, извини! Держись!

Я держал. Как только мог. Но чувствовал, как внутри раны начинает что-то неприятно тянуть, а намокать неприятным теплом. Я глянул на повязку и увидел, что она вся в крови. Сколько же ее у меня⁈

Связанные над головой руки не давали мне завалиться на бок и упасть, но мне так хотелось выпутать их, чтобы зажать на рану. А еще хотелось пожевать травы еще. Зависимость? Нет. Адская боль. Наркотик хоть немного ее купировал, но быстро проходил. И сейчас боль опять возвращалась.

— Эй, журналист! — крикнул Генка. — Ты встречаешь?

— Встречаю! — ответил тот.

— За ноги не хватай, слышишь? За живот тоже не хватайся. За бока. Слышишь? За бока хватай.

— Без тебя разберусь! Давай, спускай. Еще метров десять нужно. Хватит веревки?

— Конечно хватит! Ты еще меня будешь учить веревки мерить!

Я обвис обессиленным кулем.

— Геннадий! Тут Андрей… — начал Кинг.

— Чего?

— Давай быстрей опускай его!

Сквозь белесое молоко боли я почувствовал, что спуск стал быстрей.

«Этак он меня об землю шмякнет!» — подумал я и мне вдруг почему-то стало нестерпимо смешно.

Я отчетливо представил, как Генка роняет меня, и я падают задницей на скалы. От медведя убежал, от бандитов убежал. А умер так глупо, разбившись об камни.

Хохот рвался из груди неудержимым плотным потоком. Мне было больно, но я ничего не мог с собой поделать — трясся и беззвучно сипел.

— Генка! Он дергается! В припадке! — испуганно закричал Кинг.

— Что⁈ — удивленно воскликнул тот.

И интуитивно встал, чтобы посмотреть. Веревка тут же потянула вниз, и парень едва не уронил меня.

Меня тряхнуло так, что острый приступ боли в миг выжег весь смех из головы.

— Ох! — отчётливо произнес я.

— Держи! Твою мать! Держи! — рявкнул Кинг.

Наконец, я почувствовал, как ноги прикоснулись к чему-то твердому.

— Принимаю! Принимаю!

Крепкие руки Кинга подхватили меня и уложили на землю.

— Андрей, ты как?

— Да его просто от травы на смех пробило! — понял Генка.

И сам облегченно рассмеялся.

Кинг улыбнулся. Потом принялся растирать мое лицо снегом. Я был признателен ему за это, потому что чувствовал, как все внутри меня полыхает огнем.

А потом я вдруг увидел за спиной Кинга белый силуэт. Он был полупрозрачным, и я понял, кто это был.

— Умираю… — прошептал я, без страха, просто, чтобы сообщить своим товарищам, чтобы те просто знали это и не гадали, что сейчас со мной будет происходить.

— Андрей, ты чего? — напугался Кинг.

— Умираю… — повторил я.

Белый силуэт приближался. Его костяные руки тянулись ко мне. Я смотрел ему прямо в глаза. Меня не напугать. Я уже встречал тебя однажды. На этот раз видимо будет без осечек. Представлю твою злость. Пришла доделать дело. Ну давай. Забирай меня. Скорее.

— Уми…

Договорить я не успел — белый силуэт загородил собой весь горизонт и поглотил меня всего без остатка.

Черное и белое. Мокрое. Холодное.

Боль.

Монотонный гул, противный, у самого уха. Надсадный хрип какого-то механизма где-то высоко над головой.

Кх-кх-кх!

Свист.

Белые пятна. Приятная прохлада на лице.

Боль. Тупая, тянущая, холодная.

— … так долго не было! Задержка большая. По протоколу мне нужно было сообщить руководству, но предохранитель…

Чей-то суетливый голос.

— Предохранитель? — а это Генка.

— Да не переживайте. Я уже починил. Там перемычку…

Торопливое объяснение, сливающиеся слова.

— А командир группы чего?

— Надо лететь. Прямо сейчас. Может умереть.

И вновь боль. Отстранённая, фантомная, словно болит у кого-то другого, но каким-то странным образом я могу чувствовать эту боль.

Пытаюсь открыть глаза. Не могу.

Пытаюсь сказать хоть что-то. Не могу.

Пытаюсь дышать. Не могу.

Я — мраморная холодная статуя, которую зачем-то куда-то тащат. Зачем? Бросьте. Мое место здесь, в снегах.

— Андрей, — слышу в самое ухо. — Потерпи. Еще немного потерпи.

Я не хочу терпеть. Я хочу просто тишины. Бросьте меня в тишину, я хочу окунуться в нее навсегда.

Кх-кх-кх!